Один ангел, которого мы будем звать Аркашей, потому что у ангелов, право, совершенно непроизносимые имена, заболел однажды серьёзной, а, по мнению некоторых авторитетов горнего мира, и вовсе — смертельной болезнью. Чем бы он ни заразился, что бы он ни подцепил, его сородичи были бы абсолютно спокойны, ведь покой – это, вообще говоря, неотъемлемое качество ангелов. Они, по сути своей, сделаны из одного покоя.
Ну, почти. Есть там еще кое-какие детали, но это будет интересно только специалисту.
Аркашина же болезнь подняла на ноги всю его родню, даже дальнюю, и вот почему.
Захворал наш Аркаша не чем иным, как непреодолимым желанием пощупать мир. Вслушайтесь только: непреодолимым желанием! А это значило, что состоял он теперь
совсем не из покоя, а из, боже упаси, совершенно обратного – из влечения, стремления, страсти, наконец. Вот его родня и забегала.
Идём дальше. Желание пощупать мир. Всем известно, что в вышнем крае всё не как у людей
– одна сплошная энергия и мыслеобразы. Ни тебе мороза, ни жары, ни вечерней прохлады,
ни тепла батареи. Многого лишены обитатели тех мест: баньку не истопить, в проруби
не искупаться, водочки не жахнуть, костерок не разложить. Захочешь обняться,
и то не получится: только пустоту погоняешь. Оттого Аркадия тоже можно понять.
Само собой. Но каково родне?
Заперли они его в воображаемом чуланчике, а он рвётся, кричит на всё небо:
— Жить хочу! Взаправду хочу! Чтобы всеми фибрами моей воображаемой души, хочу!
Собаку погладить мечтаю! Или ещё кого-нибудь! Тритончика! Или даже человека!
Накричался, всхлипывать стал:
— Отчего же я погладить человека не могу?.. Он ведь, может быть, сам того желает…
Он ведь, может быть, сидит там один, в комнате с тремя окнами, за письменным столом, бесконечно курит. Сочиняет даже, может быть, какую-никакую литературу. А погладить его некому. И оттого он курит бесконечно, и плохо спит…
К слову сказать, кричал и всхлипывал Аркаша, разумеется, не по-человечьи. Больше всего
это напоминало звуки гобоя. Ну, хотя бы, в том самом концерте, у Алессандро Марчелло…
Однако вы не подумайте, что Аркашина родня от бесчувствия его в чуланчике томила.
Хоть и сделаны ангелы из одного покоя, так ведь почти! Те, другие, незначительные детальки всё же давали о себе знать. Но крепились родные, архангела ждали.
Прибыл архангел, сошёл с колесницы, воображаемой, конечно, и командует:
— Разойдись! Подать мне сюда этого больного!
Подали, как не подать. И что бы вы думали? Архангел ему только на ухо что-то шепнул, Аркаша тут же смирился, успокоился, заулыбался даже.
А высший чин, без лишних слов, молниеносно отбыл.
Здесь и родные расслабились – пошептались немного и разошлись.
Вот так, чудесным образом, избавлен был Аркаша от смертельной для всякого ангела хвори – неодолимого желания щупать мир.
Как будто всё.
Занавес.
Ах да!
В смысле, ещё не занавес.
Всем, ясное дело, было очень любопытно, что же такое сказал ему архангел. Однако никто из родни, даже самые слухастые, ни словечка не расслышали. Аркашу поначалу беспокоить
не хотели – пусть в себя придёт, но позже, когда терпеть уже стало невмочь, сперва намёками, а после и в лоб, стали допытываться, да только напрасно!
На все вопросы он молчал и по-ангельски улыбался.
Проходило время, и хотя для обитателей горнего мира его как бы не существует, оно всё-таки проходило. Ангелы уже и думать забыли об этой головоломке, и казалось, что никто и никогда теперь не узнает, что же такое шепнул архангел на ухо больному.
И таки да. Никто и никогда не узнал.
2015
